Жил-был художник один. Потом он умер в глубокой старости.
На самом деле жил он, конечно, не один. Он был женат, причем не раз. Еще у него было несколько любовниц. Были также дети — от законных жен, и от любовниц тоже.
Когда художник умер, все вдруг начали выяснять, кого же он любил по-настоящему. Кто был его музой и вдохновительницей, прибежищем усталой души и вообще, главной женщиной его жизни.
Выясняли это разные пожилые дамы. И дети - особенно дочери - давно скончавшихся пожилых дам. Поскольку художник, как было сказано, умер в весьма преклонном возрасте.
Ситуация усложнялась тем, что этот художник не изображал женщин. Мужчин, правда, тоже. Равно как детей, стариков и прочих ни в чем не повинных мирных жителей. Так что нельзя было ткнуть пальцем в женский образ на картине и воскликнуть— вот она! Потому что на его картинах были разные кубики и цилиндрики, разводы и полосы.
Но тем легче было доказывать, что она — это мадам такая-то. Правда, опровергать это было тоже нетрудно. Этим и занимались претендентки и наследницы претенденток.
Кстати сказать, о наследстве речь не шла, потому что все свои картины, деньги и знаменитую виллу престарелый художник еще при жизни завещал музею своего имени. Точнее сказать, музею себя. Он и жил-то в последние годы в своем доме как в музее, выходя к посетителям в качестве экспоната.
Теперь туда стали ездить разные пожилые дамы, и каждая намекала визитерам, что она и есть главная муза и основная вдохновительница. Иногда случались неприятные стычки. Что касается последней законной жены, то ее никто в грош не ставил. Потому что художник женился на ней в семьдесят девять, а ей тогда было девятнадцать. Правда, они прожили вместе четырнадцать лет, то есть гораздо дольше, чем некоторые спутницы его юности — но все равно.
Хотя она была серьезная женщина и издавала дневники своего покойного мужа.
В одном из них был такой пассаж:
Вчера мне вдруг приснилась она. Мы обнялись и легли на ковер. Я ощущал не страсть, но какую-то странную, дотоле не испытанную нежность, у меня дрожало сердце и наворачивались слезы, когда я прикасался к ее плечам и целовал ее глаза и губы. Я был счастлив.
И потом сразу - про светотень у Моранди.
Каждая из претенденток доказывала, что она - это она и есть. Или ее мама, коли в дело вступали дочери покойного. Но доказать ничего было нельзя, потому что запись была очень поздняя. Почти предсмертная.
Все хотели раскрыть тайну.
Тайну знала его последняя жена.
Художник на самом деле был однолюб. Он любил только свою работу. Впрочем, женщин он тоже любил, но как тот грузин из анекдота: целовать любил, а так - нет.
Так он любил свою картину, которую писал сейчас. Когда заканчивал - разлюблял, и полюблял следующую.
- Тупой был человек и бессердечный, - говорила она. - А это просто фантазии.
clear_text) wrote, 
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →