sub specie aeternitatis

НЕЗЫБЛЕМОСТЬ

Вчера оказался на Покровке, около дома 29, где прожил пять лет, с 1952-го по 1956-й. А может быть, с 1951-го; уже не у кого спросить, уточнить.
Подъезд наш выходил на улицу, а квартира была – когда-то давным-давно была – самая что ни на есть роскошная: единственная в бельэтаже. Входишь в парадный подъезд, поднимаешься один марш по пологой каменной лестнице – и на просторной площадке прямо на тебя смотрит двустворчатая, тоже очень парадная дверь в квартиру.
Правда, утыканная звонками с фамилиями жильцов и увешанная почтовыми ящиками. На ящики, по тогдашней привычке, были наклеены названия журналов и газет. Чтоб облегчить задачу почтальону. То есть это была классическая московская коммуналка, я о ней уже рассказывал.
Хотелось, конечно, посмотреть хотя бы на эту дверь.
Но подъезд был закрыт на кодовый замок, разумеется.
Я подумал, что эту квартиру, да и все квартиры в этом доме, давно уже переделали обратно в великолепные апартаменты. Так случилось во многих домах в округе – и Армянском переулке, и в Кривоколенном; в общем, я решил, что и здесь сделали так же, и в темноватой двухоконной комнате моей бабушки теперь чья-то спальня. Или библиотека-гостиная-курительная.
Вот.
И я зашел во двор посмотреть на наши окна.
Боже! Старые, растрескавшиеся рамы. Кособокие форточки. Нелепые занавески. На подоконниках цветочные горшки вперемешку с картонными коробками. А соседнее окно, где жила богомольная тетка Февронья Федоровна, и вовсе разбито и заколочено фанерой.
Значит, там все еще коммуналка. Беднее нашей, судя по окнам.
Есть что-то вечное в линялых занавесках
Есть что-то бесконечное в немытых окнах
Есть что-то запредельное в цветах горшечных
Глядящих сверху на щербатый двор
И бывшего жильца.