ПОКРОВКА. ЧАСТЬ 3
Напротив нас жила мать-одиночка Люба с сыном.
Чуть ближе к входу - между Любой и Ольгой Натановной - жила Евгения Константиновна и ее муж Григорий Маркович. Это были какие-то очень близкие родственники Любы, с которыми она демонстративно не общалась.
Говорили, что Евгения Константиновна то ли была когда-то хозяйкой всей этой квартиры, то ли что-то еще в этом роде... Это была "старорежимная старушка" в букольках и кружевных воротничках, с сахарным выражением лица. Мне один мальчишка со двора сказал, когда увидел, что я беру у нее баранку или карамельку: "Ты с Евге́ниськой (почему-то ее так звали дети) не водись, она плохая (он придвинулся и зашептал), она Ленина и Сталина не любит".
Григорий Маркович был красавец-старик с двойной бородой, как на картинке из истории русской общественной мысли. Но – обезножевший и сидевший в кресле-коляске. Рассказывали в квартире, что Евгения Константиновна ради него бросила то ли родителей, то ли мужа с ребенком.
С дочерью Любой? Вот это был бы сюжет...
Мы часто слышали, как старики ссорились, сильно, но вполголоса, слов не разобрать. Потом Евге́ниська кричала тоненько: "Гриша! Ради нашей любви!" А Григорий Маркович стучал кулаком по столу и басом кричал: "Не надо жертв! Не надо жертв!" Он произносил "ж" как "ув":
- Не надо увертффф!
И еще была одна пара с дочерью. Главу семьи считали доносчиком и провокатором. Он выходил на кухню и задушевно говорил: "Да... вот жизнь пошла… Ничего без блата не достанешь, кругом очереди..."
Все отворачивались к столикам и молча чистили картошку. Или перетирали тарелки.
Он вздыхал и шел покурить на черный ход.
