перерыв затянулся. но все, все...

LAESIO MAJESTATIS

Лет тридцать пять тому назад по делам службы я посещал одно очень закрытое и почти военное учреждение. Чиновника, к которому у меня было дело, я застал в кабинете главного начальника. Кабинет был просторный и солидный, а над столом для совещаний, как положено, висели портреты членов Политбюро ЦК КПСС.

Довольно, кстати, дорогие. Уж на что наша контора была небедная, но они висели в виде фотографий в латунной окантовке. А здесь – маслом на холсте, в тяжелых буковых рамах.

Указанного товарища я застал за интересным занятием. Под его руководством двое мужчин в синих спецовках снимали один портрет, а на его место вешали такой же – новый. Товарищи Брежнев, Андропов, Громыко, и так далее. Тоже маслом на холсте. Но живописная манера сильно отличалась. Снимаемые портреты были исполнены в духе заглаженного академизма, а новые – написаны широкими пастозными мазками.

- Вы это зачем? – спросил я.

- А ведь неплохо, правда? – торопливо заговорил он. – Хорошего художника нашли, верно? Смело! Современно! Вот, товарища Пономарева и не узнать сразу, надо шагов на пять отойти.

Ну да, конечно. Так я и поверил, что начальство этого очень закрытого и почти военного учреждения вдруг разочаровалось в школе Бродского-Лактионова и увлеклось исканиями "лианозовцев".  

- Ладно трепаться, - сказал я. – Что случилось?

- Дежурного офицера застукали, - признался товарищ. – Ночью. Вернее, под утро. Вот на этом самом столе. Трахался, сукин кот, с уборщицей. Прямо вот тут, на столе, - повторил он.

- Ну и что? – спросил я. – А портреты при чем?

- То есть как при чем? – возмутился он. – Это же при них было!

И он показал на снятые и стоящие на полу портреты, оскверненные созерцанием бесстыдства.

Теперь их меняли на другие. Непорочные.

Стол, однако, никто не трогал.